Кошка В СапожкахНежданно-негаданно её величество Сказка (взболтать но не смешивать)
Про Емельяна-удалого пана, Змейку-Чародейку и совершенную котоВасию
Лежали Емеля с Кошкой на печи да жевали калачи. Жизнь у них была сытая и безбедная: скатерть-самобранка исправно поставляла обильные яства, Кощеевы (Емелиного названного папани) сокровища пылилась в сундуках в надёжном подполе, суля такое же сытое и безбедное будущее, а печь обогревала горницу да пекла пироги с плюшками, так что даже необходимость в Кошачьей охоте на мышей отпала: грызуны-гурманы сами выбегали из норок за ароматными кренделями, разве что в последнее время даже мыши еле выкатывались на замусоренный пол — такие стали круглые. Лучина давным-давно погасла, и в уютном полумраке тускло светился меч-кладенец, последний привет из какой-то далёкой, не такой сытой, но гораздо более авантюрной жизни.
-Эй, Кошка, сходим с тобой что ли в лес по грибы да по ягоды? Говорят, клубника уродилась — во, размером с кулак, все только диву даются, — спрашивал Емеля и показывал в подтверждение кулак с зажатым в нём караваем.
— Нет, Емелюшка, лень мне в лес идти, лапки устанут, на хвост репья прицепятся, ты уж сам ступай, — отвечала Кошка, с аппетитом уплетая коричную булочку.
Емеля только рукой махал и заваливался дальше спать.
— Емельян, может на Ивана Купала на пляски отправимся? — спрашивала Кошка другим утром, с хрустом разгрызая леденцового петушка — самобранкин, стало быть, эксклюзив. — Парни да девицы через костры будут прыгать, венки плести, гадать! Ох и славно время проведём.
— Нет уж, — хмурился Емеля, недовольный, что его отвлекли от медового пряника — Не царское это дело, через костры прыгать да венки плести, а я без пяти минут прынц -скромно намекал он на родство с Бессмертным.
Кошка соглашалась с емелиной логикой и сворачивалась безмятежным клубочком в мягких перинах.
Так пролетело лето, вспыхнула и сгорела осень, пришла красавица-Зима, обняла весь мир и укутала в белый бархат. Выйти в свет и заняться делом у Емели с Кошкой решительно не получалось — то дело было неподходящее, а у Кошки так вообще лапки, то идти надо было далече, а потом ведь ещё и возвращаться. В углу паучиха Марья оплетала кладенец паутиной с модным в этом сезоне узором с двойными петлями, а Емеля и его Кошка спали, убаюканные ароматом свежего хлеба и печным теплом…
Открыла Кошка глазки, а вокруг вместо привычной горницы — трава-мурава колышится да рядом будто вода плещется. Глядь — ни лапок у неё нет, ни хвоста, вернее, только хвост и есть, только чужой — гладкий, твёрдый и упитанный. Зашипела Кошка, в камышом поросшую воду взгляд опустила — а оттуда на неё Змейка глянула. Глаза у Змейки мудрые, зелёные, знакомые такие глаза. Свернулась Кошка по привычке на кочке и стала думу думать, что это с ней такое диковинное приключилось и как это расприключить обратно.
-Во что играешшшь — тем и ссстановишшшсся — прошипело из воды.
Змейка с подозрением уставилась на своё отражение:
-Извините, это вы мне?
Отражение хитро мигнуло и по воде побежала рябь.
-Тебе, тебе. Ты здесь видишь кого-то ещё?
Змейка огляделась: в траве суетились насекомые, стрекотали цикады, высоко в кроне деревьев переговаривались невидимые птицы. Кроме неё достойных собеседников не наблюдалось.
— Вы знаете, — строго начала Змейка, — я оказалась здесь по ошибке и мне просто необходимо вернуться назад.
Отражение прищурилось и показало раздвоенный язычок:
-То есть ты хочешь сказать, что это место не узнаёшшшь? Очччень интересссно.
Змейка послушно огляделась ещё раз — болото было и правда странноватым, уж слишком деревья высокие стоят, да солнца много, да вода чистая. Ни тебе лягух каких, ни головастиков шебутных. Очень их братия до болот охоча.
— Не то, чтобы я была экспертом по болотам, но какое-то оно у вас уж больно аккуратное, — осторожно предположила Змейка.
Отражение задумчиво вздохнуло:
-Вижу я, что дело плохо. А ведь это Лес Чудес, что внутри тебя растёт. Был тут по началу сад цветущий, всем садам на зависть, но ты решила, что красота и ум несовместимы и даже взаимоисссключающи, и силой своей волшебной его изменила. Ох и славным был наш лес! Дубы высокие шумят, феи с жар-птицами наперегонки носятся, зверьё диковинное живёт в мире да дружбе, и чудеса на каждом шагу случаются — то цветочек аленький расцветёт и ну желания исполнять, то на лукоморье русалка песню заведёт, да такую сладкую и голосистую, что враз на всех полянах орехи да ягоды поспеют… И звать тебя Василина Премудрая. Могла бы и Прекрасной быть, но тут уж как ты сама решила.
Змейка потрясённо молчала. Лес приветливо шумел, навевая смутные грёзы.
— Вспоминай, — поторопило Отражение и нырнуло, рассыпав по воде пригорошню золотых бликов.
— Это что, корона? — робко поинтересовалась Змейка.
— Корона, корона — ухмыльнулось Отражение и заложило залихвацкий штопор, давая возможность рассмотреть со всех сторон. Изящная вещичка Змейке определённо нравилась.
— А где же моя тогда? — удивилась Змейка, на что Отражение заложило очередной пируэт и снова высунуло язычок. Возмущённая таким отношением (от своего собственного Отражения!) Змейка вознамерилась в педагогических целях намутить хвостом водицы, чтобы Отражение не зазнавалось и подумало над своим поведением, но не удержалась и бултыхнулась в воду целиком. Мир вокруг наполнился птичьим гомоном, чьим-то звонким смехом, головокружительном запахом цветущей липы и спелой брусники. Водица оказалось чудесной — прохладной, чистой, даже сладковатой (Змейка успела от души хлебнуть её, когда соскальзывала с кочки), просто благодать. Накупавшись вдоволь, Змейка выползла обсыхать — а шкурка-то блестит, да и сама Змейка постройнела от таких активных водных процедур.
— А твоя корона за печку закатилась, — поддело Отражение, всплывая на поверхность и снова становясь серьёзным. — Вот ты сейчас водицы хлебнула, а ведь не обычная она, из того-самого волшебного следа, что братец Иванушка копытцем оставил. Он-то сам тем ещё талантом оказался, сдавал экзамен суровой Муссе по превращениям и пертурбациям магическим, обернулся волком да и переехал от нас в джунгли, там у него детёныш особый какой-то, ажно человеческий. Ответственность опять-таки. В общем, изменился наш Иван, а след на прощание оставил с силой своей волшебной, дескать, пользуйтесь и не поминайте лихом. Вода здесь волшебная, кто её выпьет — горя не будет знать, лёгкость у того на душе небывалая станется. Эта водица пыль и дурман с души смывает. Ты когда двигаться вперёд перестаёшь да дома на одном месте сидишь — сразу пылью обрастаешь, что снаружи, что внутри. Не дело это, энергию застаивать. Вот и лес твой застоялся — где бурелом, где лишайники разрослись, намедни пожар чуть не случился — феникс у нас переродился. Бобры дуб довеча пытались себе на хатку сгрызть, но их Русалка прогнала. Зверьё волшебное поразбежалось, только кроты остались, и то потому что слепые очень и им всё равно, где жить. А может они того, всё Дюймовочку ждут обратно.
Выслушала Змейка речь эту и хотела уж по привычке пригорюниться да плюшкой утешиться — а не выходит, Игра внутри мурчит котёнком, настроение отличное, да и плюшек рядом не предвидится. Как будто даже в лесу светлее стало. Посмотрела в воду — а у неё на голове корона сияет. А Отражение подвинулось, чтобы путаницы не было, вот оно какое бывает, обходительное.
— Как зовут тебя, Отражение?
— Мудросссть — заговорщически прошептало в ответ. — Я Хранитель твоего Леса, оставила ты меня за главную, да только раз ты сама в сонном киселе свою жизнь проводишь, то и я здесь справиться не могу — не слышишь ты меня, не осознаёшь мой голос. Без тебя я просто Отражение, а с тобой вместе мы ух какая силища. Ян-то не устоял, хоть ты себя и Прекрасной величать отказывалась, а разглядел он красоту твою, а не только ум острый.
-Ну это я мигом исправлю, — улыбнулась Змейка. — Отныне и вовеки веков присваиваю себе имя, звание, регалии и привилегии Василины Прекрасной. Мур!
В воде застенчиво распустились кувшинки, ветер донёс аромат цветущей яблони. Лес стремительно одевался в яркие, сочные цветы как в роскошные одежды. В кронах деревьев восторженно залились соловьи, обсуждая последние новости. Волшебный мир стремительными шагами возвращался к жизни.
— Так! — закрепила своё намерение Змейка, передавая его могучей Вселенной (все знают, что Вселенная это огромная космическая Кошка, она мудро мурчит, играет с Землёй как с клубочком и исполняет желания своих маленьких волшебников). — А теперь волшебная формула: красавица с умом тужить не будет — смекалка сыщет, красота добудет.
Отражение одобрительно покивало из-под кувшинки.
— И раз уж я писаная красавица, я придумала, как ПЕРЕприключить то, что со мною приключилось. Мне нужен пульт вселенский, волшебный, 1 штука. Нарекаю им корону, чтобы повернуть её раз, зажмурить глаз, лихо станцевать и место назначения назвать. И сразу же перенестись туда, куда пожелаешь. Вот так! — тут Змейка надела корону на хвост, зажмурилась, изобразила танец живота, с энтузиазмом поёрзав по кочке, подумала про Емелюшку своего сердешного…
…и открыла глаза на печке. Рядом сыто посапывал Емеля, по полу тихо кряхтя возвращались с полдника мыши. Устало пыхтела печка, и в воздухе висел душный аромат яблок и ванили — мышей потчевали шарлоткой. Кошка выгнула спинку, и, размяв затёкшие от долгого лежания лапы, спрыгнула с печки, воинственно зашипев. Мыши не обратили на неё никакого внимания, они, конечно, передавали из поколение в поколение легенду про бесстрашную Кошку — грозу мышей, но её так давно никто не видел, что они всё равно не могли бы её узнать.
‘Ах так! Ну я вас, паршивцев!’ — Кошка задорно прогарцевала по заваленной посудой лавке и с азартом врезалась в старый медный таз. Бооомммм — с готовностью запел таз, который всегда мечтал быть поющей чашей и решил не упускать свой шанс. Мыши кинулись врассыпную, будто очнувшись ото сна, самые впечатлительные попадали, хватаясь за сердце, и были утащены верными товарищами. На печи заворочался Емеля.
Кошка тихо выскользнула в сени. Рано ещё добру молодцу просыпаться.
В сенях царил полумрак, видимо, качество кружев Маруси сильно возросло и свет от кладенца был едва ощутимым. Кошка присела на окошко (как и любая порядочная Кошка, право слово) и оглядела себя: шерсть залежалась да засалилась, в ней застряли крошки, где-то она пошла клочками и была какого-то невнятного серого цвета. Да и форму Кошка обрела почти сферической (идеальную, это все чертёжники и физики вам скажут), даром что вписалась в таз. Справедливо рассудив, что интерес чертёжников и незнакомых физиков по сравнению с интересом родного и любимого Емели ни стоит ни мыша, Кошка с энтузиазмом побежала на улицу — волшебить да ситуацию исправлять на пользу себе. Для начала она вдоволь нарезвилась и вывалялась в снегу, после чего дочиста вылизалась, с гордостью являя миру трёхцветную (безусловно, счастливую) шкурку. Ударилась оземь и обратилась девицею — Василиной, стало быть. Пошла Василина в горницы, искать предметы волшебные — Гребень, да платочек, да тесьмы кусочек. Перво-наперво нашёлся платочек, только был он такой пыльный, что чуть не спутала его Василина с рухлядью. Постирала девица платочек, да сушить повесила — на будущее. Взяла Василина Гребень волшебный, села крошки из волос чесать и песни хвалебные волосам своим петь:
Шёлковые локоны роскошным водопадом —
Для прекрасной девицы законная награда.
Заслужила лучшее и больше не стесняюсь,
Живу с любимым счастливо в Игре и улыбаюсь.
Кожа нежней шёлка, волос крепче стали
Ах, каким блаженством наши жизни стали…
А зеркало-то грязное, отражения не видать. Василина не будь дурой хлопнула в ладоши (тут уж и Емельян проснулся, сел на завалинке, осознаться пытается) и рассыпала горошины, тут и в дверь постучали — это помощники Золушкины приехали, очень они на рассыпанный горох быстро реагируют. А Золушка сама не промах, бизнес открыла, клининг фирму. Василина на радостях в пляс пустилась, зеркало намывает да на себя наглядеться не может, тело белое круглое оглаживает, а щётки-самочистки пыль по углам убирают да паутину снимают. Мыши в подпол попрятались, Марья в ужасе — труд её пропал. Говорит ей Василина: — Сослужила ты нам службу, искусница, от комаров защищала назойливых, от света белого нас прятала — вон окна каким полотном затянула. Пора миру твой дар явить, говорят, Серенада ищет воспитателя для шали волшебной, помощь ей нужна твоя.
Поклонилась Василина паучихе с уважением, ибо уметь надо благодарность испытывать к тому, кто тебе искренне добра желает, чтобы душа не зачерствела, а та враз девчонкой юной обернулась, Марьей-искусницей. Подхватила свои спицы с клубками (и где она их только прятала?), Василину обняла, подарила на прощанье платье дивное-на интерес да любовь Емельяна зачарованное — и была такова. Это всё оборотная-переворотная вода, Змейкой-Василиной выпитая, действовала на неё и её окружение. Тут уж и Емеля с печи спустился, подбоченился, в зеркало глянул — а там отразился ну чисто принц, и стан у него молодецкий, и взгляд горит. Опрокинул на себя ведро водицы студёной, чтобы проснуться окончательно, выхватил из угла горницы меч-кладенец и отправился на поиски счастья, поцеловав Василину и обещаясь к ужину домой воротиться. Василина же оглядела чистую горницу и на радостях всю посуду да горшки перемыла и окна протёрла, в такое удовольствие ей вода была. Заказала на ужин у скатерти-самобранки кашных яств да с редисочкой, а печку-хлебопечку переименовала в кашеварку-мультиварку и на курсы поваров в Париж отправила, даром что печь Емелина самоходная была. Печь из дома — шмыг, а под ней в углу что-то кааак заблестит! Василина рассмеялась и подхватила колечко в виде короны. Оно на пальце как влитое село, крепко держится за Василинку, намекает, что ежели есть будет девица за двоих — станет ей не по размеру. Тут и время платочка подошло — Василина снега натопила, слов добрых наговорила и этой воды омываться стала, платочком шёлковым себя обтирая.
Возьми с собой любую хворь,
Чешуйки и плешинки,
Воде отдай и начерпай
Здоровья Василинке.
Как ива гибок стройный стан
И манит, как омела,
И даже благородный Ян
Им покорён всецело.
Приоделась Василина в подарок Марьи-искусницы, волосы подвязала тесьмой волшебной, наговоренной их держать, чтобы не выпадали и причёска не портилась, стол накрыла кашаладный. В горнице чистота, уют, мыши из подпола мигрируют, говорят, парень с дудочкой объявился, играет ну невозможно замечательно, напросились к нему на подтанцовку, да ещё и лень с апатией с собой из жалости забрали — неуютно им с такой активной котоВасией зажилось. Смотрит Василина в зеркало — а оттуда глядит на неё красавица, глаза зелёные, мудрые, стан тонкий да звонкий, кожа как лепесток кувшинки гладкая и нежная. Только за красавицей той лес сплетается, дышит, привет передаёт. Ну да Василинка Мудрости своей кольцо показала, мол слышу тебя, приём, на связи буду и больше тебя одну не оставлю.
Тут и ЕмельЯн подоспел — всех демонов, Змеев и прочих гадов победил, у моря идей побывал и оттуда вдоволь напился ещё и зачерпнул, даже папеньку Кощея навестил в личной резиденции и оттого почётным наследником сделался. А самое-то главное — нашёл Ян своё счастье. И на Василину смотрит глазами влюблёнными. И жили они долго, счастливо и богато, творили добро и оно к ним в стократ умноженное возвращалось.
Life is short, you're capable.